Максим Кантор опубликовал очень важный текст про Гойю. Который в XVIII веке не принимал свинцовых мерзостей испанской жизни, а с приходом наполеоновских войск оказался в такой же оппозиции к французским "освободителям":
Параллели с новейшей российской историей настолько очевидны, что их можно было бы даже не проговаривать. Впрочем, Максим уложился в две фразы, выразивших умонастроение немалой части мыслящих людей в сегодняшней России:
Сталинские лагеря не стали лучше от мерзостей приватизации. Но и приватизация лучше не стала из-за сталинских лагерей.
Тут, мне кажется, нечего возразить по существу наблюдения. Но хочется возразить по существу позы.
Не принимать окружающее зло, насилие, несправедливость — естественный выбор для порядочного человека. Так же естественно ему вслух заявлять о своём неприятии, обрекая себя на заведомо проигранный конфликт с действительностью, властью, обществом. Но это, увы, не значит, что каждый, кто обругал действительность, автоматически становится Гойей.
В позе неприятия и осуждения нет никакой самоценности. Если ты — гений, и пишешь великие полотна, то тут уж не имеет ни малейшего значения, как ты относился к старой власти, и как относишься к новой. Рисуй хоть подсолнухи, хоть менины. Ценить тебя будут за живопись, а не за гражданскую позицию. Она тут, на самом деле, абсолютно несущественна.
Если же ты не Гойя, а просто упиваешься позой пассивного неприятия любых окружающих порядков, то рано или поздно должен сам почувствовать, что эта поза вовсе не дистанцирует тебя от всей творящейся вокруг мерзости и несправедливости. Ты, гордый своим моральным превосходством, и готовый прожить в этой позе остаток дней, не становишься никакой альтернативой всему тому, что декларативно отвергаешь. Ты — всего лишь часть этого пейзажа, его добровольный соавтор и соучастник. В этом пейзаже есть жертвы, есть палачи, и есть твоё гордое, презрительное бездействие. Ничем не помогающее жертвам, но весьма удобное палачам.
Я это пишу не про Максима Кантора: он — живописец, писатель, философ, и я признаю за ним совершенное право художника, глядя в зеркало, видеть там Гойю. Просто хочется отметить, что это право не покупается одной голимой позой неучастия в окружающем зле. Если ты — не Гойя, то и право это — не про тебя. И либо ты предлагаешь свою реальность взамен отвергаемой, либо твоё неприятие — всего лишь праздная фигура речи.
Параллели с новейшей российской историей настолько очевидны, что их можно было бы даже не проговаривать. Впрочем, Максим уложился в две фразы, выразивших умонастроение немалой части мыслящих людей в сегодняшней России:
Сталинские лагеря не стали лучше от мерзостей приватизации. Но и приватизация лучше не стала из-за сталинских лагерей.
Тут, мне кажется, нечего возразить по существу наблюдения. Но хочется возразить по существу позы.
Не принимать окружающее зло, насилие, несправедливость — естественный выбор для порядочного человека. Так же естественно ему вслух заявлять о своём неприятии, обрекая себя на заведомо проигранный конфликт с действительностью, властью, обществом. Но это, увы, не значит, что каждый, кто обругал действительность, автоматически становится Гойей.
В позе неприятия и осуждения нет никакой самоценности. Если ты — гений, и пишешь великие полотна, то тут уж не имеет ни малейшего значения, как ты относился к старой власти, и как относишься к новой. Рисуй хоть подсолнухи, хоть менины. Ценить тебя будут за живопись, а не за гражданскую позицию. Она тут, на самом деле, абсолютно несущественна.
Если же ты не Гойя, а просто упиваешься позой пассивного неприятия любых окружающих порядков, то рано или поздно должен сам почувствовать, что эта поза вовсе не дистанцирует тебя от всей творящейся вокруг мерзости и несправедливости. Ты, гордый своим моральным превосходством, и готовый прожить в этой позе остаток дней, не становишься никакой альтернативой всему тому, что декларативно отвергаешь. Ты — всего лишь часть этого пейзажа, его добровольный соавтор и соучастник. В этом пейзаже есть жертвы, есть палачи, и есть твоё гордое, презрительное бездействие. Ничем не помогающее жертвам, но весьма удобное палачам.
Я это пишу не про Максима Кантора: он — живописец, писатель, философ, и я признаю за ним совершенное право художника, глядя в зеркало, видеть там Гойю. Просто хочется отметить, что это право не покупается одной голимой позой неучастия в окружающем зле. Если ты — не Гойя, то и право это — не про тебя. И либо ты предлагаешь свою реальность взамен отвергаемой, либо твоё неприятие — всего лишь праздная фигура речи.