Как обычно, прилетел в Москву из Венеции своим любимым ночным рейсом.
Прокатился с ветерком по новой автостраде, которую дотянули уже до платформы Ховрино, а, судя по указателям на обочине, планируют прорубить её до самого Алабяно-Балтийского тоннеля. Интересно, долго ли у них займёт эта стройка, и во что в результате превратится Большая Академическая улица...
В пять утра, то есть через 45 минут после расчётного времени прибытия рейса, я уже входил в свою квартирку в Наркомфине. И с удивлением в очередной раз ощутил, что из всех жилищ, кирпичных, панельных и сталинских, в которых мне доводилось квартировать за почти полвека жизни в Москве, эта странная, съёмная, малометражная двушка ближе всего приближается к ощущению дома.
Что-то такое наколдовал тут Моисей Гинзбург, одержимый завиральными идеями передового советского быта, отчего всякий раз хочется сюда возвращаться, как не хотелось возвращаться ни в одну из московских квартир до сих пор. Я довольно хорошо изучил за эти 9 месяцев его коммунально-бытовые, функциональные замыслы, как он тут экономил пространство на коридорах, играл с высотой потолков, растягивал оконные пространства, чтобы дать каждой квартире максимум света, химичил с фэншуем, садом Шаляпина и схемой водоснабжения — но вот что он такое сделал, чтобы обеспечить мне такой уют и чувство дома, я ума не приложу.
Впрочем, я кажется уже знаю, кого об этом спросить...
Прокатился с ветерком по новой автостраде, которую дотянули уже до платформы Ховрино, а, судя по указателям на обочине, планируют прорубить её до самого Алабяно-Балтийского тоннеля. Интересно, долго ли у них займёт эта стройка, и во что в результате превратится Большая Академическая улица...
В пять утра, то есть через 45 минут после расчётного времени прибытия рейса, я уже входил в свою квартирку в Наркомфине. И с удивлением в очередной раз ощутил, что из всех жилищ, кирпичных, панельных и сталинских, в которых мне доводилось квартировать за почти полвека жизни в Москве, эта странная, съёмная, малометражная двушка ближе всего приближается к ощущению дома.
Что-то такое наколдовал тут Моисей Гинзбург, одержимый завиральными идеями передового советского быта, отчего всякий раз хочется сюда возвращаться, как не хотелось возвращаться ни в одну из московских квартир до сих пор. Я довольно хорошо изучил за эти 9 месяцев его коммунально-бытовые, функциональные замыслы, как он тут экономил пространство на коридорах, играл с высотой потолков, растягивал оконные пространства, чтобы дать каждой квартире максимум света, химичил с фэншуем, садом Шаляпина и схемой водоснабжения — но вот что он такое сделал, чтобы обеспечить мне такой уют и чувство дома, я ума не приложу.
Впрочем, я кажется уже знаю, кого об этом спросить...
В Медузе — прекрасный 
