Случайно в поисках какой-то цитаты из английской классики я наткнулся на симпатичный проект «Параллельные переводы», где разные литературные тексты разбиты на фразы и приводятся одновременно в русском переводе и английском оригинале. Наверное, он может принести пользу моим читателям, самостоятельно изучающим литературный английский. Но и для людей, перед которыми такая задача не стоит, это собрание пёстрых глаз содержит занимательные открытия.
Например, наткнулся я там на «Тайну Боскомской долины» в переводе Майи Бессараб — том самом, в котором я впервые читал этот рассказ лет 40 назад. И, особенно даже не всматриваясь, обнаружил, что переводчик банально не понимает прямой смысл отдельных английских слов. Вернее, не догадывается о его существовании.
В начале рассказа Шерлок Холмс и доктор Ватсон обсуждают дело об убийстве, которое им предстоит расследовать. Все улики, по первому впечатлению наивного доктора, изобличают виновность юного МакКарти.
“Coming on the top of such a damning series of events, it was at least a most suspicious remark”, — замечает Ватсон о словах подозреваемого.
После дьявольски веских улик это звучит подозрительно, — переводит Майя Бессараб.
Этот дьявольский эпитет несколько резанул мне слух, но я так и не понял, откуда переводчица вообще взяла чертовщину в этой фразе. Разгадка сыскалась на соседней странице.
“I could hardly imagine a more damning case,” — говорит Ватсон.
Невозможно себе представить более гнусного дела, — переводит Майя Бессараб.
Тут уже сразу понятно становится, что переводчица просто реагирует на знакомое слово damn, про которое её когда-то в Инязе научили, что оно означает "проклятие". И смысл однокоренного герундия damning она интуитивно выводит оттуда же, принимая за ругательство. Хотя любой поклонник судебных сериалов, даже не заглядывая в словарь Коллинза, догадается, что damning в судебно-следственной практике — это всего лишь изобличающий. В те времена, когда Майя Бессараб переводила «Записки о Шерлоке Холмсе», иностранные судебные сериалы по советским телеканалам не демонстрировались, а видео вообще ещё не изобрели. Так что судебный смысл выражения остался для переводчицы за кадром. А на выходе мы имеем доктора Ватсона, который зачем-то чертыхается через фразу, безо всякого смысла и повода, как подросток, ищущий самоутверждения.
Надобно заметить, что таких смысловых искажений и подмен — куча великая во всех советских переводах англоязычной литературы. Наверное, больше всех в этом смысле повезло Сэлинджеру, чей знаменитый роман Рита Райт-Ковалёва просто пересказала своими словами, начав прямо с названия. Но практически в любом советском переводе английской и американской литературы XX века встречаются эти странные и забавные несоответствия, объясняемые тем, что советский переводчик находился начисто вне контекста, в котором существовали авторы и читатели исходных книг. Причём контекста не только актуального (фастфуд, масскульт, спорт, экономика, технологии, вывески, канцеляризмы), но и вполне классического: когда англоязычный автор цитирует Библию, то читатель эту цитату улавливает, а советский переводчик в лучшем случае её просто не замечает. В худшем — даёт волю фантазии, превращая библейского страдальца Иова в какого-то загадочного Джоба... Интернета ж не было у них под рукой, чтоб скрытые цитаты гуглить.
Впрочем, надо заметить, что попадаются в тексте «Боскомской долины» и такие занятные речевые архаизмы, которые современного российского читателя поставили бы в тупик, а для Майи Бессараб они тривиальны, потому что отсылают к знакомой по институтским хрестоматиям викторианской лексике. Например, вот такая фраза:
On the inspector of constabulary informing him that he was a prisoner, he remarked that he was not surprised to hear it, and that it was no more than his deserts.
Что prisoner в данном случае означает «Вы арестованы», а не подтверждение статуса военнопленного — это ещё как-то можно догадаться из контекста. Но вот что, блин, за десерты?! Или речь о пустыне? Тут как-нибудь нужно знать, из старой литературы или из словаря, что одно из значений desert в лексике той эпохи — заслуги/прегрешения (в смысле «получить по заслугам»). Бессараб об этом знала, и перевод фразы вышел безупречным по смыслу.
А самая восхитительная, с точки зрения современного читателя, строчка в этом рассказе, звучит так:
“It was a confession,” I ejaculated.
Поди знай, что с 1578 года это слово использовалось в английском языке вне всяких урологических коннотаций, в значении «выпалил» или «воскликнул». Merriam Webster предлагает, например, такой пример употребления:
“Eureka!” the Greek mathematician Archimedes is said to have ejaculated upon discovering a method for determining the purity of gold
Думаю, без объяснений словаря современный читатель обречён был бы умозаключить, что Архимед испытал особенный приступ наслаждения от своего открытия.
Например, наткнулся я там на «Тайну Боскомской долины» в переводе Майи Бессараб — том самом, в котором я впервые читал этот рассказ лет 40 назад. И, особенно даже не всматриваясь, обнаружил, что переводчик банально не понимает прямой смысл отдельных английских слов. Вернее, не догадывается о его существовании.
В начале рассказа Шерлок Холмс и доктор Ватсон обсуждают дело об убийстве, которое им предстоит расследовать. Все улики, по первому впечатлению наивного доктора, изобличают виновность юного МакКарти.
“Coming on the top of such a damning series of events, it was at least a most suspicious remark”, — замечает Ватсон о словах подозреваемого.
После дьявольски веских улик это звучит подозрительно, — переводит Майя Бессараб.
Этот дьявольский эпитет несколько резанул мне слух, но я так и не понял, откуда переводчица вообще взяла чертовщину в этой фразе. Разгадка сыскалась на соседней странице.
“I could hardly imagine a more damning case,” — говорит Ватсон.
Невозможно себе представить более гнусного дела, — переводит Майя Бессараб.
Тут уже сразу понятно становится, что переводчица просто реагирует на знакомое слово damn, про которое её когда-то в Инязе научили, что оно означает "проклятие". И смысл однокоренного герундия damning она интуитивно выводит оттуда же, принимая за ругательство. Хотя любой поклонник судебных сериалов, даже не заглядывая в словарь Коллинза, догадается, что damning в судебно-следственной практике — это всего лишь изобличающий. В те времена, когда Майя Бессараб переводила «Записки о Шерлоке Холмсе», иностранные судебные сериалы по советским телеканалам не демонстрировались, а видео вообще ещё не изобрели. Так что судебный смысл выражения остался для переводчицы за кадром. А на выходе мы имеем доктора Ватсона, который зачем-то чертыхается через фразу, безо всякого смысла и повода, как подросток, ищущий самоутверждения.
Надобно заметить, что таких смысловых искажений и подмен — куча великая во всех советских переводах англоязычной литературы. Наверное, больше всех в этом смысле повезло Сэлинджеру, чей знаменитый роман Рита Райт-Ковалёва просто пересказала своими словами, начав прямо с названия. Но практически в любом советском переводе английской и американской литературы XX века встречаются эти странные и забавные несоответствия, объясняемые тем, что советский переводчик находился начисто вне контекста, в котором существовали авторы и читатели исходных книг. Причём контекста не только актуального (фастфуд, масскульт, спорт, экономика, технологии, вывески, канцеляризмы), но и вполне классического: когда англоязычный автор цитирует Библию, то читатель эту цитату улавливает, а советский переводчик в лучшем случае её просто не замечает. В худшем — даёт волю фантазии, превращая библейского страдальца Иова в какого-то загадочного Джоба... Интернета ж не было у них под рукой, чтоб скрытые цитаты гуглить.
Впрочем, надо заметить, что попадаются в тексте «Боскомской долины» и такие занятные речевые архаизмы, которые современного российского читателя поставили бы в тупик, а для Майи Бессараб они тривиальны, потому что отсылают к знакомой по институтским хрестоматиям викторианской лексике. Например, вот такая фраза:
On the inspector of constabulary informing him that he was a prisoner, he remarked that he was not surprised to hear it, and that it was no more than his deserts.
Что prisoner в данном случае означает «Вы арестованы», а не подтверждение статуса военнопленного — это ещё как-то можно догадаться из контекста. Но вот что, блин, за десерты?! Или речь о пустыне? Тут как-нибудь нужно знать, из старой литературы или из словаря, что одно из значений desert в лексике той эпохи — заслуги/прегрешения (в смысле «получить по заслугам»). Бессараб об этом знала, и перевод фразы вышел безупречным по смыслу.
А самая восхитительная, с точки зрения современного читателя, строчка в этом рассказе, звучит так:
“It was a confession,” I ejaculated.
Поди знай, что с 1578 года это слово использовалось в английском языке вне всяких урологических коннотаций, в значении «выпалил» или «воскликнул». Merriam Webster предлагает, например, такой пример употребления:
“Eureka!” the Greek mathematician Archimedes is said to have ejaculated upon discovering a method for determining the purity of gold
Думаю, без объяснений словаря современный читатель обречён был бы умозаключить, что Архимед испытал особенный приступ наслаждения от своего открытия.
